— Как тебе это нравится, Вилли? — зло сказал он и забарабанил пальцами по колену. — М да, — неопределенно ответил адмирал. Помолчали, глядя один влево — на окна мертвого британского посольства, второй — направо, где сразу за мрачным зданием прусского министерства культуры располагалось посольство СССР. Лимузин повернул на Унтер ден Линден, где вместо знаменитых, недавно вырубленных лип торчала шеренга мраморных колонн с орлами и знаменами. — А что скажешь ты, Зепп? Машина чистая, утром проверяли, так что можешь не осторожничать. Долго упрашивать генерала не пришлось. Он процедил: — Свинья. Пошлая самовлюбленная свинья. Слава Богу, мне приходится любоваться на него реже, чем тебе. — Свинья то он, конечно, свинья, — согласился адмирал, — но гениальная. И, главное, чертовски везучая. В прошлую войну мы возились с Сербией четыре года, а он справился за одну неделю. Давай смотреть на вещи трезво. После революции Германия превратилась в навозную кучу, и без такого вот борова нам из дерьма было не вылезти. Заместитель с этим, кажется, был согласен. Во всяком случае, тон из злобного стал брюзгливым: — Лучше бы мы увязли в Югославии месяца на два. Тогда вопрос снялся бы сам собой, а так получается ни то, ни сё. От новой победы свинья только пуще распалилась, еще больше уверовала в свою звезду. — А может быть, у него и в самом деле счастливая звезда? — философски заметил адмирал. — Может быть. Но я не звездочет. Я специалист по инфорЯ специалист по информационным и дезинформационным стратегиям. А также хирург узкоспециального профиля. Начальник улыбнулся, оценив метафору. — Ну так займемся своим делом, Зепп, а движение звезд доверим Господу Богу. «Опель» уже выехал на набережную Тирпица, где в здании Верховного командования находился кабинет начальника разведки. Четверть часа спустя старые товарищи сидели в уютных креслах друг напротив друга и пили густой восточный кофе, сваренный алжирским слугой адмирала. На коленях у шефа Абвера блаженствовала любимая такса Сабина, в плотных трикотажных трусиках малинового цвета. У нее начиналась течка, и хозяин забрал Сабину из дому, чтобы не волновать кобелька Сеппля. Кабинет адмирала был полной противоположностью мраморного зала, в котором разведчиков принимал рейхсканцлер. Довольно тесная, скромно обставленная комната создавала ощущение покоя и домашности. Висевшие на стенах фотографии (прежние руководители разведки, а также личный друг хозяина генерал Франко) были похожи на портреты родственников. Даже географические карты на стенах не столько наводили на мысли о геополитике, сколько будили воображение, заставляя думать об экзотических морях и дальних странствиях — этому способствовала и морская форма обитателя кабинета, и модель крейсера, стоявшая на письменном столе. Был на столе еще один необычный предмет, хорошо знакомый всему центральному аппарату — три бронзовые обезьянки: одна закрывала лапками рот, другая уши, третья глаза. Адмирал потянулся, рассеянно погладил всю троицу по головкам — была у него такая привычка в минуту особенной сосредоточенности. — В Абвере считают, что это символ разведки: умей смотреть, умей слушать и знай, о чем надо помалкивать, — сказал генерал. — Но, по моему, хороший разведчик должен держать глаза и уши всегда открытыми, а рот использовать, чтобы морочить противнику голову. — Разумеется. — Адмирал почесывал Сабине длинное бархатное ухо — такса жмурилась, как кошка. — Мой обезьянник — не символ разведки. Это напоминание самому себе о заповеди буддизма, без которой нельзя достичь Просветления: не созерцай Зло, не внимай Злу, не изрекай Зла. Заместитель хмыкнул: — Извини, Вилли, но на праведника ты непохож. Не тот у нас с тобой род занятий. Улыбнулся и начальник: — Я не настолько самонадеян, чтобы считать себя воином Добра. Я давно живу на свете, но не разу не видел, чтобы Добро вступило в единоборство со Злом. Всякий раз одно Зло воюет с другим Злом. Поэтому, дружище, у меня никогда не было особенного выбора. Но я горжусь тем, что всегда был на стороне Меньшего из Зол. Во всяком случае, искренне в это верил, продолжаю верить и теперь... Хозяин говорил не спеша, разговорил не спеша, размеренно, генерал лениво ему кивал, но думали оба совсем о другом, что и стало окончательно ясно, когда адмирал безо всякого перехода, не меняя интонации, вдруг сказал: — Каково, а? «Я откажусь от Барбароссы». Ни черта он не откажется, просто через 24 часа назначит вместо нас с тобой других исполнителей. А может быть, пускай назначит? Генерал слушал внимательно, но пока помалкивал. — Нет, не годится, — сам себе ответил адмирал. — И дело не в том, что такой оборот событий чреват для нас с тобой серьезными личными неприятностями. Беда в другом: никто кроме нас этот ребус не решит. Напридумывают какой нибудь ерунды, и свинья ее заглотит, потому что отступать не может и не хочет. Тогда вместо короткой войны мы получим длинную, во стократ худшую. Как сказал мудрец: «Неприятность лучше несчастья, а несчастье лучше катастрофы». Опять я оказываюсь на стороне Меньшего Зла, в противовес Злу Большому. Заместитель крякнул. — Вилли, ты слишком любишь философствовать. Пора сформулировать условия задачи. — Что ж, попробуем, — кротко развел маленькими ручками адмирал. — Мы должны добиться того, чтобы русские, как говорится в их же пословице, видели деревья, но не сообразили, что это темный лес, в котором прячутся зубастые волки. — Пословица звучит не совсем так, но это неважно. — А раз неважно, то не перебивай меня, — огрызнулся начальник. Перепалка, впрочем, была не всерьез. Адмирал продолжил: — Итак, русские видят перед собой две сотни готовых к наступлению дивизий, но при этом должны быть твердо уверены, что Германия на них не нападет. Он красноречиво пожал плечами. Заместитель подхватил: — Прибавь к этому, что советская разведка наверняка уже пронюхала о существовании плана «Барбаросса», что она ежедневно получает тревожную информацию из ста различных источников. Как тебе известно, НКВД активно восстанавливает свое немецкое направление и занимается этим мой старый знакомый, противник весьма и весьма опасный. — "Чем сложнее препятствие, тем меньше позора при неудаче", — процитировал адмирал еще одну восточную мудрость. — Начнем с очевидного. Пункт один: дипломатия. Риббентроп должен активизировать тайные переговоры с Молотовым о стратегическом союзе Германии, Советского Союза и Японии. В качестве первого шага японцы подпишут с большевиками пакт о нейтралитете. Курировать дипломатов будет отдел «Аусланд». будет отдел «Аусланд». Пункт два: бумажный тигр... — Как мне надоели твои восточные цветистости, — пожаловался генерал. — Что еще за тигр?